Все президенты — это слуги Дьявола, а клянутся на Библии.

Честно скажу — раздражают меня успешные, лощёные люди в дорогой одежде, которые как с цепи сорвались и теперь из бесконечных реклам регулярно предлагают людям не очень успешным, и вероятнее всего — не особо ухоженным, брать кредиты под выгодные процентики.
Прямо вот бесят.

Вот эти вот все заслуженные актёры, талантливые режиссёры, восхитительные певцы и прочие юмористы всех мастей.
Хорошо поставленными голосами, доверительными интонациями, дружески подмигивая и ободряюще похлопывая по плечу, взахлёб рассказывают они, как это выгодно и здорово. Вы чё блять несёте-то?

Ой, как раз на новую кухню хватит — радуется супруга одного известного режиссёра. Давайте с нами!
С кем с вами-то? Кого ты ещё тут видишь, перечисли! Я один здесь!
Очень я сомневаюсь, что эта женщина покупала шкафчики себе на кухню в кредит. Высчитывала долго, морщила лобик страдальчески, прикидывая, сколько в месяц придётся выплачивать, долго решалась и потом всё-таки пошла и оформила. Невзирая на грядущий, гарантированный семейный скандал и разгневанного мужа, который будет протягивать с укоризной болезненно худые, полупрозрачные руки и говорить — ну вот куда, куда тебе эта кухня-то?! Нам жрать нечего, а ты — кухню! С голода подохнем, зато за новым столом, да?! Очень хорошо! Просто прекрасно!
Этого ты хотела?! Ты, мать моих детей! Что ты творишь!? О горе мне горе, надо было маму слушать и не жениться на тебе, ведьма расточительная!
И дети по углам завоют страшно и бабушка выбежит и проклянёт всех, кого достанет.

Некий бытовой Станиславскый во мне просыпается после вчерашних излишеств и, сумеречно разлепляя мутные зенки, надсадно орёт заветное «Не верю!». Ну не берут эти люди кредиты и коллекторы им потом не звонят и на дверях угрозы баллончиком не выводят.

Реклама кредитов должна быть честной.
Должна стоять в кадре замызганная, непривлекательная тётка и при ней — мужичонка малахольный. Оба — в жутких шмотках с рынка, обшарпанных и ветхих, оба — выглядят лет на десять-пятнадцать старше своего возраста, лица нездорового цвета, зубы жёлтые, морщины, пузо, залысины, вот это всё. И долгий, нудный рассказ в их исполнении, о том, как взять-то они , конечно взяли, но, как гласит народная мудрость, берёшь ты всегда чужие и на время, а отдаёшь-то свои кровные и навсегда, да ещё и с процентами.

А это ой как неприятненько и вообще, по средствам жить надо, а не плодить кредитную паутину, подрывая тем самым экономику, сталкивая её в очередную яму кризиса.
И приставы судебные чтобы в кадре были, имущество описывали бы и пёрли не до конца погашенный телевизор, и коллекторы с лютыми лицами чтоб пальцами похрустывали угрожающе, и девочка вот эта вот, которая каждый месяц будет звонить и говорить мерзким голоском — Татьяна Марковна, вы просрочили ежемесячный платёж, в чём проблема? Когда готовы погасить задолженность?

И графики инфляции пусть тут же будут, намекая как бы, что вот взял ты триста тысяч на три года, а через три года это уже ну ты сам понимаешь что будет, а не деньги. И музыка чтобы играла из киноленты «Реквием по мечте».

Вот это будет честно.
А вот эти все светлые, открытые лица, все эти симпатичные ребята с маникюром, эта вся белозубая болтовня — это отвратительно, я считаю. И всех этих актёров-режиссёров-певцов-шутников я бы после такого смотреть-слушать не стал, хотя я и так их не смотрю и не слушаю. И вам не советую. И кредиты брать не рекомендую, хотя сам и не брал ни разу. Но всё одно — не рекомендую.
Доклад окончен

Ждём, когда Роспотребнадзор обнаружит в чешском пиве фосфаты, а автомобили "Шкода" признает основным источником ДТП.

Я хожу в бассейн 3-4 раза в неделю, раздевалки в этом спорткомплексе огромные - на 100 шкафчиков каждая. Женщины естественно там голые совсем, но при этом с телефонами в руках. И вот вчера я разделась, а тут вылетает после тренировки стайка девчушек лет по 12-13, начинают верещать, сушить волосы, надевать трусы, а одна девочка берёт мобильник и давай фотографировать подружек. Те орут - Настя не снимай без трусов, Настя не посылай и т. п. А та хохочет и стала видео снимать.
Ну и что ты с детьми сделаешь - никаких правил и запретов проносить телефоны в раздевалку нет.
А потом пошлют это видео какому-нибудь мужчине на телефон и будет у него детское порно - вот тебе и статья.
Даже не знаю, что положено делать в таких случаях.

Помню когда мы жили в студенческом общежитии, то часто друг у друга что-то занимали. Денег особо не было, занимали продукты. Я один раз занял 15 замороженных пельменей покушать у соседа. И когда купил пельмени себе, сварил, поел, то что-то не рассчитал и осталось всего четырнадцать штук. Я отнес ему долг и добавил две луковицы за отсутствующий пельмень. Сосед был не против. Через пару месяцев по всей общаге меняли замороженный пельмень на две луковицы и этот курс продолжал жить много лет))) Я ввел новую конвертацию студенческих валют - пельмень/две луковицы

Пришёл в соц защиту, оформить получение единовременного пособия на ребёнка.
Чиновница (собрав документы в папку и, собираясь уходить):
- а справка о том, что не получили ранее?
- оригинала нет, могу фото в телефоне показать
- (возвращая мне документы) Надо принести оригинал
- так на mosру не было такого пункта, я все документы по списку с сайта собрал
- но справка нужна, несите оригинал
- тогда я её потерял. Её нет. Сами понимаете, рождение ребёнка, туда-сюда и … потерялась
(небольшая пауза)
Чиновница, забирая документы: "Хорошо, мы проверим по базе"
aaaand the winner is Nikolay!

xxx: Мне муж рассказывал, как в одной крупной айти компании, где он тогда работал, кто-то насрал на закрытую крышку унитаза!
yyy: Тестировщик скорее всего

С годами надоедает даже жена, чего уж тут говорить о президенте.

Дивную картину наблюдал днями на дороге славного города N.
Еду я, стало быть, трассе в сторону севера. Трасса как трасса — две полосы в каждую сторону, широкая разделительная с барьерами.
Еду в левом ряду с законопослушной скоростью 79 км/ч, ибо городская черта и камер там — как грибов в лесу. У нас вообще с этим богато, с камерами, в Москве и то меньше. В правом ряду, соответственно, едут те, кто понимает ПДД слишком буквально — со скоростью 59 км/ч. Ну, обычная картина для наших мест — камеры более-менее всех приучили ездить без лишнего пафоса. Хотя исключения, разумеется, есть.
Вот такое исключение на белой мазда-шесть меня догоняет километрах на ста в час и сходу ксеноном в зеркала — мырг-мырг! Бибикалкой — бип-бип! Ну, мне не жалко, может человека приспичило, боится в толчок не успеть. Диарея — страшная вещь… Моргнул поворотником, ушел вправо, пропустил, вернулся обратно. Подумал еще — вот жежь человеку денег не жалко! Он же только что минимум на 500 рублей себе письмо отправил, а это не последняя камера на дороге.
Тут сзади второй такой же, на сером пассат-сс, — тоже мырг-мырг и бип-бип и сто км/ч. А мне, опять же, не жалко — поди, в городской бюджет штрафы идут. Может скамеечку за его счет покрасят в парке, или урну поставят. Пропустил, еду дальше в правом. А впереди переход, знак 40 и камера над ним. Там подземный сейчас ладят, но пока поверху и знак. И камера.
Все едут 49 км/ч, потому что камера же, а в левом ряду маршрутка типа «Газель» — потому что ей налево уходить, на разворот к студгородку. И вот маздашесть сходу упирается в Газель, резко оттормаживается и снова мырг-мырг и бип-бип. Но переход и камера — не ускоришься, да и деваться Газели некуда — справа занято. Так что Газель только включает левый поворотник — типа, «не нервничай ты так, налево мне». Маздашесть давит на сигнал уже непрерывно, но Газель же не может подпрыгнуть и пропустить его снизу? Я уже догнал эту процессию по правому ряду и вижу сбоку профиль водителя Газели — лицо его исполнено глубокого спокойствия и полнейшего пофигизма. На нем как-бы написано: «Да долбись ты конем со своей дудкой!».
Сзади все это догоняет пассат-сс и бибикает уже на маздушесть. Водитель (-ница?) маздышесть неожиданно резко кидает машину вправо, пересекая передо мной правую полосу (я, говоря сухим языком протоколов «был вынужден прибегнуть к экстренному торможению») и уходя на обочину. По обочине обгоняет пару машин, опять по диагонали пересекает две полосы и оказывается перед Газелью. И тут неизвестный водитель (-ница?) маздышесть демонстрирует окончательное мудачество — резко оттормаживается перед Газелью, типа «наказывает». Водитель Газели, сохраняя бесстрастное лицо индейского вождя, даже не пытается тормозить и накатывается на задний бампер мазды. В последний момент "маздюк" понимает, что сейчас будет ему ой, и газует, уходя от удара.
Пассат-сс при этом продолжает сигналить уже в жопу Газели. Я прям удивился стальным нервам ее водителя — этот спереди тормозит, этот сзади дудит, а он едет себе, как будто их вовсе нет.
И тут наступает кульминация — "маздюк" снова резко оттормаживается перед Газелью, видимо, решив, что в первый раз тот не оценил глубину его обиды. Газель спокойно поворачивает налево, уходя на разворот, а в жопу "маздюку", не переставая бибикать, влетает резко ускорившийся пассат.
Иногда мироздание демонстрирует нам удивительную гармонию взаимодействий…

Люди, переписавшие Конституцию, обвиняют нас в подрыве конституционного строя!

Если не знаете, как открыть крышку с защитой от детей, обращайтесь за помощью к детям.

Абонемент на неинтересное кино

Когда-то давно я закончил музыкальную школу города Н-ск. Музыкалка была неотъемлемой частью моей жизни, как уроки вечером, уборка по субботам, подъем в семь, манная каша на завтрак.

Самое страшное для меня было – подвести родителей или кого-то из взрослых, чью роль в своей жизни я считал значимой. Мой учитель по специальности Тамара Александровна безусловно была таким человеком. Я любил и боялся ее одновременно. Любил ее похвалы за хорошо подготовленный урок, и страдал, когда слышал усталый вздох из-за криво выученного аккомпанемента.

Это был один малорадостный день поздней осени. Они там, кстати, все малорадостные, потому что память о теплых летних каникулах еще свежа. До снега и связанных с ним развлечений еще далеко. И каждый путь в школу и обратно – это тоннель из серого неба и мелкого противного дождя. Я стоял и собирал ноты в пакет после не самого успешного урока у Тамары Александровны. На ее учительском столе лежали какие-то буклеты.

- Стас, это абонементы в кино. Пойдешь? – услышал я голос преподавателя.

Кино я очень любил, но в тот момент в моем детском сердце ничего не отозвалось. Я понимал, что в музыкалке вряд ли распространяют билеты на «Робокопа» или «Звездные войны».

Я вяло открыл буклет. Так и есть. Глаз тут же нашел знакомые из музлитературы слова, фамилии, названия – либретто, тенор, Бородин, Моцарт, Пуччини, «Спартак», «Князь Игорь», «Риголетто».

Прочтение буклета радости мне не прибавило. Как и любой подросток я был увлечен лейтенантом Хелен Рипли и рядовым Фредди Крюгером.

- Абонемент стоит десять рублей, можешь потом занести. – сказала Тамара Александровна тоном, который не предполагал обсуждений, поэтому в мой мозг эти фильмы сразу попали в раздел «обязательно к просмотру», – фильмы будут показывать каждое воскресенье в 15.00.

Воскресенье так себе выходной. Осознание приближающегося понедельника отравляет его. Даже традиционный вечерний фильм по первому каналу не мог его исправить. А теперь ближайшие 10 воскресений будут еще и разорваны на две половины просмотром каких-то идиотских музыкальных фильмов.

Сценарий «не ходить» мной даже не рассматривался. И это до сих пор меня удивляет, потому что на просмотре первого фильма в зале я сидел абсолютно один. Я точно знал, что другим ученикам абонементы тоже «продавали». Некоторые даже пытались их перепродать на сольфеджио по дешевке.

Первый фильм был «Амадей» с Томом Халсом в роли Моцарта. Его лицо я где-то уже встречал – в каких-то второсортных боевиках или ужастиках. А может с кем-то путал. Но то, что это художественный фильм меня немного успокоило.

Как вы уже поняли, в зале я сидел в полном одиночестве. Хотя нет. Первые 15 минут на заднем ряду сидели какие-то птушники с пивом. Видимо решили скоротать время в кино. Они шумно комментировали сцены, подкидывали в воздух шапку через луч проектора, чтобы она огромной тенью пронеслась через весь экран, гоготали при каждом удобном моменте. Но они быстро поняли, что фильм не для них, допили пиво и ушли.

Но когда это произошло я не заметил. Мной завладел фильм. За полтора часа перед глазами пронеслась жизнь великого композитора. Моцарт был ровно таким, каким я его себе представлял. И по внешности, и по характеру. Врожденная гениальность композитора, которому всё дается настолько легко, его чувство музыки, которое превосходит все остальные. Музыка распирает его изнутри. Он просто не может держать ее в себе. Он проводник чистого искусства между космосом и бумагой. И в этом трагедия. Он счастлив этой судьбой и даром творить, но это истощает его. Моцарт фактически сгорает в потоке музыки.

Ф. Мюррей Аббрахам, который был мне больше знаком как актер второстепенных ролей в триллерах и боевиках, талантливо сыграл в этом фильме Антонио Сальери. Известно, что Сальери был очень хорошим музыкантом и композитором. Он упорным трудом заслужил свое место придворного капельмейстера и признание в музыкальном сообществе. И вот представьте, что вы тяжелым трудом создаете каждое музыкальное произведение – сонату, симфонию, фугу, оперу. Как ювелир, который годами гранит один и тот же кусок камня, чтобы получить идеальное украшение. А тут врывается какой-то откровенный чудак без манер, без роду и племени, который делает с музыкой всё что ему заблагорассудится. И злая шутка жизни в том, что делает он это гениально. То, на что у вас уходили месяцы и годы, этот щенок левой ногой делает за пару минут.

Фильм накрыл меня с головой – игра актеров, музыка, костюмы и декорации старой Вены. Полтора часа пролетели как одна секунда. После кино я еще минут десять сидел в ярко освещенном зале. В голове гудела Лакримоза. Смерть Моцарта потрясла меня. Я и до этого знал, что он умер молодым, как и Пушкин, но я не осознавал всей трагедии этой смерти такой несправедливой, несвоевременной, ненужной.

Придя домой, я понял, что забыл в кинотеатре шапку. В любой другой день я бы побежал за ней обратно, потому что в нашей семье терять вещи считалось проступком. Но тогда эта потеря меня совершенно не тронула. Я все еще жил в фильме, я рыдал над телом Моцарта, сброшенного в грязном мешке в безымянную могилу для бедных. Что такое шапка по сравнению со смертью гениального творца.

Однако шапку мне вернули. На следующем сеансе.

- Этот Пушкин шапку на Моцарте забыл! - услышал я за спиной женский голос, когда в следующее воскресенье пришел смотреть второй фильм из абонемента. Я обернулся. Старая вахтерша смотрела на меня поверх очков.

- Твоя шапка? – спросила гардеробщица, доставая откуда-то из под стойки мой спортивный «петушок».

- Моя, - ответил я, - спасибо.

- Забирай сейчас. Раздевать тебя не буду. Все равно никого нет. Много чести. Закроюсь и пойду вздремну, - сказала она нарочито строго, но с легкой улыбкой. Большинство взрослых женщин так общались со мной еще много лет после. Им плохо удавалось скрывать свою симпатию к моему образу идеального внука.

В этот раз «давали» «Князя Игоря». Оперу Бородина я прошел буквально пару недель назад и мог свободно напеть хор бояр или арию самого Князя ("О, дайте, дайте мне свободу. Я свой позор сумею искупить!").

В зале опять было пусто. Я скомкал билет и стал придирчиво выбирать место в самой середине.

После «Амадея» я был готов к легкому разочарованию. Я ждал театральной постановки, но по первым кадрам понял, что это снова художественное кино. Еще интереснее стало, когда оказалось, что Князя Игоря играет герой русских боевиков и приключенческих фильмов Борис Хмельницкий. Актер с, пожалуй, самой яркой и характерной внешностью. Капитан Грант, Робин Гуд – ему отлично давались роли матерых авантюристов – благородных и сильных. Князь Игорь из него получился отличный. Фильм был музыкальным, но с добротной приключенческой постановкой и боевыми сценами. Шапку я на этот раз не терял, но удовольствие от просмотра получил.

- Тамара Александровна, вот 10 рублей за абонемент. Я всё забывал вам отдать, - я положил свернутые купюры на стол. Урок по специальности должен был вот-вот начаться.

- Какой абонемент? - немного рассеянно сказала учительница. Она отстраненно посмотрела на меня, а потом ее взгляд вдруг сфокусировался, глаза широко открылись, и она сказала, - ты что, ходишь смотреть это кино?

- Ну да, - немного удивленно сказал я, - вы же сами сказали.

- Да, Стасик, сказала, но тут на последнем собрании директор школы сетовала на то, что зал пустой. Дети не хотят, а родители не настаивают. И преподавателям тоже не до того: воскресенье единственный выходной. Мы даже думали попросить кинотеатр отменить показ. Но администрация сказала, что техника работает, люди заняты. Показ идет в зачет плана.
Я стоял и слушал Тамару Александровну, которая как будто оправдывалась.

- А ты, значит, ходишь! – я встретился с ней глазами. - И что ты уже посмотрел?

Тамара Александровна села за стол

- Ну, - начал я немного неуверенно, - три недели назад был балет «Спартак».

Я решил начать с неинтересного. В моем хит-параде музыкальных жанров балет плелся где-то в конце ТОП-10. Но меня восхитил артист, игравший роль римского полководца Красса. Он был настолько хорош, что я никого больше и не запомнил.

- Ну еще бы, - хмыкнула Тамара Александровна, - это ты попал под магию Мариса Лиепы. Танцор был от бога. Недавно умер. Так жалко.

После балета два воскресенья подряд показывали фильмы по самым известным операм Верди «Риголетто» и «Травиату». Это полноценные художественные фильмы, с натурными съемками в живописных местах, красивыми декорациями и с потрясающими костюмами.

В «Риголетто» роль Герцога исполнял Паваротти. А в «Травиате» играл второй из трех великих теноров – Пласидо Доминго. А буквально за месяц до этого я нашел в школьной библиотеке книжку «Сто либретто», где были собраны самые известные оперы всех времен! Можно не любить оперу, но приключенческие рассказы или страшные сказки любят все. А опера – это всегда закрученный сюжет, интрига, и чаще всего с плохим финалом. И вот представьте себе книгу, в которой таких историй больше ста. И каждая изложена буквально в трех-четырех страницах. Это же клад для непоседы!

Поэтому Верди я посмотрел от начала и до конца. Чуда не ждал. Знал, что все умрут.

Тамара Александровна выслушала меня, покачала головой и негромко сказала что-то вроде «Ну и ученик у меня». По тону я не понял было это похвалой, удивлением или чем-то еще, но обдумать не успел. Начался урок, и я переключился на Кабалевского.

Я не стал рассказывать Тамаре Александровне, что за этот месяц стал практически своим в кинотеатре. Я продолжал ходить на фильмы один, не понимая, что теперь их действительно крутят только ради меня. Один раз я даже опоздал на 20 минут. Вспотевший и запыхавшийся я вбежал в фойе «Родины», сжимая в руках уже изрядно пожульканый с отпечатками компостера абонемент.

- А вот и он! – громко произнесла гардеробщица при моем появлении. – Я говорила, что придет.

Она так искренне улыбнулась, что я остановился в нерешительности.

- Ну, чего встал? Давай сюда куртку, мокрый весь. Зачем так несся, все штаны уделал, - она продолжала причитать, помогая мне снять верхнюю одежду. А потом сказала куда-то вбок, - Миша, заводи! Клиент пришел.

Я проследил за ее взглядом и увидел, как от стены отделилась фигура курящего мужчины в спецовке.

- Пить хочешь? – спросила меня гардеробщица.
Я еще не восстановил дыхание и только помотал головой.

- Ну иди тогда в зал. Смотри своих трубадуров.

Я сам не заметил, как кончилась осень, а вместе с ней и абонемент. В нем оставался один непогашенный фильм. Но в пятницу у меня поднялась температура. В субботу утром меня осмотрел врач и велел остаться на больничном.

- А как же кино? – спросил я маму, когда доктор ушла.

- Какое кино? – мама знала про абонемент, но не отслеживала количество посещенных мной сеансов.

- Завтра последний фильм абонемента! Я же не могу пропустить его.

- Никакого кино, Стас. Врач сказала, что у тебя грипп. Лежи в постели. Потом посмотришь.

- Да как я посмотрю? Его же больше не покажут!
Но мама уже вышла из комнаты.

На следующий день, в 14.30 я нашел в городском справочнике телефон кинотеатра и позвонил на вахту.

- Алло, - женский голос на том конце показался мне знакомым.

- Здравствуйте, - сказал я. – я хожу к вам смотреть кино по абонементу от музыкальной школы. Вы меня помните?

- А, Пушкин, привет. Ждем тебя сегодня. – голос в телефоне потеплел.

- Видите ли, так получилось, что я заболел, - затараторил я, - и мне надо сидеть дома.

Больше я не знал, что сказать. Да и на что я рассчитывал? Сказать, чтобы сеанс перенесли? Что за бред. Попросить, чтобы они посмотрели кино вместо меня и потом пересказали? Тоже фантастика. Попросить вахтершу убедить маму отпустить меня завершить абонементный челлендж? Вряд ли на мою маму это подействует.

- Дак что ты хотел попросить, милок? – голос в трубке вернул меня в реальность.

- Я не знаю, - честно сказал я и вдруг заплакал.

- Ну-ну, не плачь, милый, - начала успокаивать меня вахтерша, - давай вот что сделаем. Ты поправляйся. А как выздоровеешь – приходи в кинотеатр. Мы тебе этот фильм отдельно покажем.

Идея была отличная, и я поверил в нее.

- Спасибо, - сказал я и повесил трубку, не попрощавшись.

Но в кино я так и не сходил. И фильм не посмотрел. Болезнь вырвала меня из магического круга абонемента, и волшебство исчезло. Уже в понедельник я оглядывался на прошедшие два месяца и не мог понять, что со мной происходило. Если бы кто-то задал мне вопрос зачем я ходил в кино на эти фильмы – я едва смог бы дать развернутый ответ. Сказка ушла, а вместе с ней ушло какое-то знание, оставив только чувство потери чего-то важного.

Еще через месяц я вспомнил про абонемент, но так и не смог его найти. Я решил позвонить в кинотеатр, чтобы попросить показать мне последний фильм из абонемента. Но вдруг с ужасом понял, что забыл его название. Я вспомнил и выписал в столбик все девять увиденных мной лент, но десятый фильм никак не хотел вспоминаться.

Я положил этот список под стекло письменного стола, чтобы держать его перед глазами на случай, если вдруг память выплеснет из своей глубины нужное название. Но этого так и не произошло.

С тех пор прошло 25 лет. Я посмотрел сотни, а может тысячи кинолент. Я стал настоящим киноманом: легко запоминаю актеров, сюжеты, крылатые фразы и второстепенных героев. Я очень люблю кинематограф, но иногда меня посещает мысль, что это не главное. Перебирая все эти бесчисленные фильмы, я втайне надеюсь наткнуться на тот самый, который так и не посмотрел. Я так и не вспомнил названия, но я обязательно узнаю его, когда увижу. Увижу, посмотрю и волшебство вернется.

Борьба с коррупцией (запрещенная на территории РФ деятельность)

xxx: Расскажите стори про ваш первый половой опыт. Как готовились к нему, что покупали, как прошло по итогу?

yyy: Выбрал ламинат самый дешевый. 5К хватило на полторы комнаты.

xxx: У нас на позапрошлой работе в начале 2010-х работал Дима Варенье. Фамилия такая - Варенье, его ещё иногда называли ВареньЕ, с ударением на последний слог, на французский манер. Работал в фин.отделе, но по виду такой, не яппи, не хипстер и не эффективный менеджер, простой улыбчивый чувак.
И как-то раз он звонит из банка, куда поехал отвозить какие-то документы, и говорит:
"Алло, это Варенье, я в банке"

Не все люди - братья: бывают и сёстры.

К мужу возле магазина подошла плачущая девочка. Но он принял единственно верное решение: сделал шаг назад и вызвал полицию

Оградить, уберечь, защитить любой ценой. Лет 30 назад такая позиция взрослого мужчины в отношении даже чужого ребёнка казалась единственно верной.

Нынче мужики шарахаются от чужого ребёнка, как чёрт от ладана. Не та нынче мужчина пошла?

Да нет, дело в другом. На волне всеобщей педоистерии нормальная человеческая реакция нормального мужика: оградить, защитить, может привести его на скамью подсудимых.

Или существенно облегчить его кошелёк. Ведь теми самыми маленькими и беззащитными вовсю пользуются в своих гнусных целях мошенники.

Недавно мой муж чуть не стал жертвой такого мошенничества. И да, я на 200% уверена, что это было именно мошенничество!

Выходной день, суета, возле торгового центра полно машин: все затариваются.

Кое-как отыскав местечко где-то на краю, муж запарковал нашего большого коня, вышел из машины, и тут…

К нему подходит плачущая растрёпанная девочка лет 10 в довольно грязной куртке.

Объясняет, что она потерялась, мама с братом куда-то ушли и она не может их найти.

Представьте себе: стоянка машин, все бегут по своим делам, одни автомобили паркуются, другие отъезжают. И тут маленький испуганный ребёнок тянет к вам худенькую ручку, прося помощи.

Да мужик ты, или кто???

Естественно, любой нормальный мужик возьмёт ребёнка за руку и отведёт в торговый центр! Ведь вокруг машины, опасность!

И, скорее всего, окажется в руках мошенников…

Муж, сам того не желая, как выяснилось, провёл самый правильный тест.

Засунув руки в карманы и достав телефон, он совершенно спокойно ей сказал: «Сейчас я вызову полицейских, и они быстро найдут твою маму!».

Мне эта ситуация напомнила любимый детский фильм "Гостья из будущего". Помните, как маленькая девочка глубоким басом обругивает бабушку нехорошими словами?
Как только прозвучало слово "полиция" и он начал набирать номер, девочка довольно бодро свалила в неизвестном направлении, затерявшись среди машин.

После этого, наплевав на покупки и голодную семью, муж подъехал в ближайшее ОВД и сообщил дежурному, что возле торгового комплекса «Галерея»:

а) потерялась девочка (с описанием примет), которая при упоминании полиции быстро убежала;

б) орудуют мошенники при участии этой самой девочки.

Дежурный поблагодарил его и вызвал по рации патрульную машину к «Галерее».

С точки зрения человека 80-х, муж поступил неправильно. Но на дворе – XXI век, и его реалии таковы, что, предложив помощь чужому ребёнку, вы можете схлопотать срок по «весёлой» статье.

Кстати сказать, после инцидента муж обратил внимание, что участок парковки, на котором его угораздило остановиться, находится практически в «слепой» зоне камер наблюдения.

Получается, что вызов полиции – неплохой тест: если ребёнок не виноват, вы спокойно дождётесь экипажа, который и займётся проблемами ребёнка. А если дитя – пособник мошенников, то он, скорее всего, при упоминании полиции убежит.

Паранойя? Возможно. Но, как говорится, «даже, если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят»!

И… берегите СВОИХ детей!

В Эмиратах каждому новорожденному дают 50 тыс долларов.
У нас открывают аккаунт на госуслугах, чтобы сразу платил налоги и штрафы.

На работе один мужчина просил в бухгалтерии снизить как можно больше официальную зарплату - для того чтобы уменьшить сумму алиментов.
Очень долго все кто знал (и я в том числе) считали его "не очень хорошим человеком"
Пока не узнали - что ребенок на которого он платит алименты, своей бывшей жене, живёт с ним.

Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня, пожалуйста.

Выстрелите прямо в голову, в висок, немного под углом вниз. Нужно, чтобы пуля прошла по самому короткому пути сквозь мой мозг к гиппокампу. Если мне повезет, то я буду чувствовать, как пуля разрывает мой мозг, всего лишь несколько десятилетий.

Знаю, это звучит ужасно, но этим вы окажете мне огромную услугу. Умереть от выстрела КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ — лучшее, что может случиться со мной сейчас.

Моё испытание началось около десяти тысяч лет назад, в 10:15 сегодня утром. Я подрабатываю, участвуя в клинических исследованиях лекарств. Я — так называемый “испытуемый”, который принимает неисследованные препараты, чтобы врачи могли изучить побочные эффекты. Один раз это было лекарство для почек, несколько раз — что-то от давления или для снижения холестерина. Сегодня утром мне сказали, что лекарство, которое я принял, — это какой-то ноотроп, улучшающий работу мозга.

За всё время я ни разу не чувствовал никакого эффекта от этих лекарств. Другими словами, ни от одного из лекарств, которое на мне испытывали, меня не вштыривало, не расслабляло, да вообще никак не действовало. Может быть, я всегда попадал в группу, на которой испытывают плацебо, но так или иначе, я ничего не чувствовал.

Сегодня всё было по-другому. Эта херня сработала. Мне дали таблетку в 10:15, а потом попросили подождать в приёмной, пока меня не позовут пройти несколько тестов. “Всего 30 минут”, сказала мне лаборантка. Я устроился на диванчике в приемной и пролистал пару статей из журнала “Psychology Today” с кофейного столика. Обратно в кабинет меня не приглашали, так что, закончив этот журнал, я взял “US News” и прочитал его от корки до корки. Потом я прочитал старый выпуск “Scientific American”. Да что они там делают так долго?

Я лениво посмотрел на настенные часы. Всего лишь 10:23. У меня получилось прочитать все три журнала за восемь минут. Помню, как тогда я подумал, что этот день будет длинным. Я был прав.

В приёмной стоял небольшой стеллаж со старыми книжками. Когда я встал, чтобы подойти к нему, казалось, мои ноги едва работают, не в том смысле, что они стали слабыми, а будто они стали медленными. Я целую минуту вставал с дивана и ещё две минуты шёл к стеллажу, хотя до него было всего два шага.

Из всех книг на полке я выбрал томик Моби Дика. С руками была та же проблема, что и с ногами: я тянулся к книге целую вечность и даже успел заскучать, пока ждал, что рука коснётся её обложки.

Я потащился обратно к дивану и упал на него, будто в замедленном действии. Это напоминало мне прыжки астронавтов на Луне в условиях низкой гравитации. Там я открыл Моби Дика (медленно) и начал читать с фразы “Зовите меня Измаил”. Я успел дойти до момента, где Ахаб кидает свою трубку в море (это, мать его, тридцатая глава), когда меня позвали на тесты.

Лаборантка спросила меня:

— Как вы себя чувствуете?

— Медленно.

— На самом деле, всё наоборот. Вам кажется, что мир вокруг медленный, потому что вы быстрый.

— Но как же мои ноги? Мои руки? Всё как будто в замедленном действии.

— Вам кажется, что ваше тело двигается медленно, потому что ваш мозг действует намного быстрее. Сейчас он работает в 10-20 раз быстрее обычного, так что вы мыслите и обрабатываете входящие сигналы с ускорением. Несмотря на это, движения вашего тела ограничены законами биомеханики. На самом деле, вы двигаетесь быстрее среднестатистического человека, — лаборант изобразила бегущего человека, — но ваш мозг настолько опережает действия, что даже ваше ускорение кажется вам очень медленным.

Я подумал про своё замедленное падение на диван. Даже если бы мои мускулы работали медленно, я бы всё равно подчинялся законам гравитации, но я даже падал медленно. Замедленные мышцы никак не могли объяснить, почему гравитация казалась слабее. Мой мозг работал в 10 раз активнее — поэтому я прочитал тридцать глав Моби Дика за 15 минут.

Я прошёл несколько тестов. Физические было особенно весело проходить: я жонглировал тремя мячиками, потом четырьмя, а потом и шестью. Это было легко, потому что все шесть мячиков двигались очень медленно. На самом деле это было даже скучновато, приходилось ждать, пока каждый мяч летит по своей траектории, чтобы подставить под него руку (всё ещё замедленно) и снова его подкинуть. Они подбрасывали в воздух кукурузные колечки, а я ловил их палочками для еды. Ещё они рассыпали горсть монет, а я посчитал общую сумму до того, как они коснулись земли.

Вот когнитивные тесты были уже не такими весёлыми, но познавательными. Найти слово в тексте из пятидесяти (три секунды). Пройти запутанный лабиринт на листе А1 (две секунды). Подробно ответить на вопросы по презентации, которую мне показали со скоростью 10 картинок в секунду (95% правильно).

Мне сказали, что я набрал больше 250 по шкале Кнопфа. Это превышает любой человеческий результат.

А потом меня отправили домой. Мне сказали, что действие лекарства пройдёт часа через два. “Вам покажется, что прошло несколько дней. Попробуйте использовать это себе на пользу — ответьте на рабочие е-мэйлы, пока вы в ускоренном режиме!”.

Поездка домой была просто ужасной. Всего три станции метро, что в настоящем времени занимало около 35 минут, но в моей новой, ускоренной реальности, это заняло несколько дней. Несколько дней. Да я только от кабинета и до лифта шёл около часа! Хотя я бежал как мог, законы биомеханики были сильнее меня. Я не могу заставить ноги двигаться со скоростью, соответствующей скорости моего мозга. Такой разрыв между телом и разумом не позволял мне правильно оценивать положение тела в пространстве, а соответственно, реагировать на окружающую обстановку. По сути, я стал неповоротливым гигантом. Я неверно рассчитал свою скорость и врезался в стену у лифта со всей силы. Несмотря на то, что я видел, на каком расстоянии от меня находится стена, я не смог вовремя остановить и отдернуть палец, нажимая на кнопку лифта, поэтому я ткнул в неё слишком сильно. Слишком. Было очень больно. Если бы мой мозг работал в нормальном режиме, я бы чувствовал боль секунд тридцать, но в моём состоянии, это длилось минут 30-40.

Поездка на лифте была отвратительной. Часа четыре — или пять — я спускался на семь этажей, разглядывая стены лифта.

Я добежал до метро — честно, это было даже весело. Несмотря на то, что я двигался супер-медленно для себя, я всё равно мог выбирать, куда ставить ноги, как двигать руками и как поворачиваться. Спустя два квартала я приспособился к этому дисбалансу между разумом и телом, а потом я словно протанцевал всю дорогу до метро, лавируя между людьми на тротуаре и уклоняясь от проезжающих машин с зазором всего в несколько дюймов (читай: минут).

Где-то час я спускался по эскалатору, бежал по платформе, а потом невероятно скучал все шесть минут, пока дожидался своего поезда. Конечно, в отличие от лифта, тут было на что посмотреть, но это успело мне наскучить. Надо было взять с собой тот томик Моби Дика.

Мой поезд с рёвом подъехал к станции. Обычный скрип тормозов метро, достаточно высокий, в моём скоростном восприятии превратился в длинный низкий звук, что-то вроде монотонного соло на тубе. На три октавы ниже стал звучать не только визг тормозов поезда метро, но и все остальные звуки, почти на грани неслышимого. Я не мог слышать голоса, они стали намного ниже воспринимаемого диапазона частот. Мне удалось услышать плач ребёнка в вагоне метро — её вопли замедлились так, что напоминали мне пение китов. Другие резкие звуки вроде гудков машин или дребезжания грузовиков, проезжающих по колдобинам, стали глухими раскатами отдалённого грома.

Ещё в центре исследований я мог разговаривать с сотрудниками и отчётливо слышать их, но сейчас это стало невозможным. Действие лекарства только усиливалось.

В этом чёртовом поезде я провёл несколько дней. Несколько. Дней. Слушая китовые песни кричащего младенца и соло на тубе тормозов. Несмотря на то, голоса вышли из диапазона воспринимаемых мной частот, запахи я чувствовал так же, как и раньше: я отлично чувствовал запах тел, вонь тормозов поезда, ароматы пердежа и другие замечательные запахи вагона метро.

Наконец я добрался до своей квартиры. Пробежка от порога до большой комнаты на всей скорости ощущалась как медленный спуск по водам ленивой реки.

Я был так рад наконец-то оказаться дома. Как минимум, тут было чем заняться. Я схватился за “Сто лет одиночества”, которую недавно начал, и дочитал её. Я листал страницы так быстро, что порвал часть из них, но несмотря на такую скорость, я всё равно листал больше, чем собственно читал. Прошло три минуты с моего возвращения.

Потом я залипал в интернете (господи, современные компьютеры включаются просто вечность), но интернет был раздражающе медленным. Новая страница грузилась около часа — а у меня уходила доля секунды, чтобы её прочитать. Сотни прочитанных статей из ленты — и ещё три минуты. Всего.

Я начал читать книги из своего списка “обязательно прочитать”, и прочитал две. Прошло ещё четыре минуты.

Может быть, если я посплю, эффект лекарства пройдет? Но к сожалению, часть мозга, отвечающая за восприятие, которую ускорило лекарство, не отвечала за сон. Несмотря на то, что я не спал несколько дней (как это ощущалось), моё тело всё ещё считало, что сейчас 1:25 дня, и оно не хотело спать.

Несмотря на это, я попробовал заставить себя уснуть: пошёл в спальню (неспешная 45-минутная прогулка через всю квартиру) и бросился на кровать (как перышко опустился на матрас), закрыл глаза и лежал часами (минут 10 реального времени), пока не сдался. Сон не шёл. Всё шло к тому, что несколько дней — или даже недель я буду заперт в этой замедленной тюрьме.

Так что я принял Золпиден. От ощущения того, как таблетка и вода, которой я запил таблетку, двигаются внутри горла, меня тошнило. Мешающий дышать комок, как улитка ползущий вниз по пищеводу.

Я прочитал книжку. Прошло 10 минут. Прочитал вторую. Восемнадцать минут с момента приёма Золпидена. В ярости я швырнул книгу через всю комнату — она медленно и изящно пролетела по воздуху, как лист на ветру, и врезалась в стену с едва слышным долгим гулом — это был первый звук, который я услышал, казалось бы, за часы — а потом соскользнула на пол, утонув, как шлёпанец в воде. Гравитация явно не изменилась с утра, законы физики оставались прежними. Сошло с ума только моё восприятие времени, а это значит, что я могу измерять эффект лекарства, опираясь на скорость падающих вещей. Учитывая то, как долго книга скользила к полу, я понял: эффект лекарства всё ещё усиливался.

Я прочитал журнал. Включил телевизор. Разочарованно порассматривал каждый кадр видеоряда, словно слайд-шоу. Выключил телевизор.

Почитал ещё немного. Я прочитал первые два тома “Истории англоязычных народов” Черчилля — не то что бы лёгкое чтиво. На самом деле читалось отвратительно, но учитывая то, взять другую книгу с полки заняло бы несколько невыносимо скучных часов, просто сидеть и читать Черчилля было лучше. Ну или хотя бы ненамного хуже.

Прошло 35 минут с приёма Золпидена. Я лёг на диван, закрыв глаза. Время шло. Вдох — многочасовой процесс. Время шло. Выдох — ещё несколько часов.

Я. Не. Мог. Уснуть.

Нужен был новый план. Я решил пойти обратно в исследовательский центр, где мне дали это лекарство. Вдруг у них есть что-то, что может побороть такой побочный эффект. Ну или какое-нибудь снотворное, чтобы я просто проспал всё время, пока действие не пройдёт.

Я вышел из квартиры настолько быстро, насколько смог — несколько часов по моим ощущениям, и даже не стал закрывать дверь. Это бы заняло слишком много времени.

Вниз по лестнице (намного быстрее, чем на лифте, если бежать), через вестибюль и наконец-то наружу. Будто длинный день в офисе.

Вниз по улице, лавируя между прохожими. Наверное, им казалось, что я двигаюсь с нечеловеческой ловкостью. Первый пролёт лестницы, ведущей вниз в метро. Лестничная площадка. Ко второму пролёту. И вот тогда Золпиден подействовал.

Мне не захотелось спать. Совсем. Наоборот, наверное, действие Золпидена смешалось с действием того экспериментального лекарства, которое я принял утром. Я бежал по лестнице вниз, двигаясь замедленно, но всё равно ощущая движение, а потом — бац! — всё остановилось.

Скучный гул улицы, шум метро исчезли. Меня окружала идеальная тишина, подобной которой я никогда не слышал. До действия Золпидена моё ощущение времени замедлилось, наверное, раз в сто. А после — в тысячи раз. Каждая секунда длилась дни. Даже движение глаз, любая попытка перевести взгляд, ощущалась как медленное скольжение по полю зрения.

Весь день я учился ходить, бегать и прыгать с учётом того, что мой мозг работает в сотни раз быстрее тела, но после замедления, которое мне придал Золпиден, контроль над телом стал практически невозможен. Я упал с лестницы. Несмотря на то, что я замер посередине шага, я абсолютно не мог контролировать свои мышцы. Мысленно я командовал ноге двигаться вперёд — это занимало часы, а потом назад, если мне казалось, что я промахнусь мимо следующей ступеньки. Часы уходили на то, чтобы скорректировать то, насколько согнута моя щиколотка, и часы — на то, чтобы согнуть её по-другому, если с первого раза не получалось.

Несмотря на все мои попытки, я подвернул лодыжку на следующей ступеньке. Замедление ни капельки не смягчало боль. Несколько часов беспрерывной боли в подвёрнутой ноге. Должно быть, нервные сигналы о боли, которые поступают в мозг, работают не так, как нервы в ушах. Звуки растягивались во времени, понижаясь до невозможности их воспринять, а боль не менялась с течением времени. Прошло много часов возрастающего давления на подвёрнутую ногу, пока я переносил на неё вес. Часы нарастающей боли.

Я заваливался вперёд, не в силах контролировать своё медленное тело. Целые дни прошли, пока я скользил вниз, пытаясь развернуть корпус так, чтобы не удариться головой о землю. У меня получилось — я ударился плечом. Сначала я даже не почувствовал удара, но давление нарастало, как нарастала боль — час за часом. Плечо не выдержало и вылетело из сустава одним бесконечным рывком. Несколько дней спустя я остановился, свернувшись на земле и глядя в полоток. Плечо до сих пор болело так же сильно, как и в момент удара. У меня было достаточно времени, чтобы подумать обо всём на свете во время этого падения. Если каждая секунда длилась как день, каждая минута реального времени занимала годы. Даже если действие лекарства закончится через два-три часа, для меня этот кошмар будет длиться несколько веков.

К моменту, когда я упал на пол, у меня был план. Надо добраться до платформы и броситься под поезд.

Я попробовал встать на четвереньки, но переоценил силу, с которой нужно было повернуться, и перекатился на спину. Плечо болело уже несколько дней и просто молило о пощаде. Вторая попытка — я упал лицом вниз, пытаясь понять, как контролировать тело, которое двигается медленнее, чем растёт трава. Несколько недель бесплодных попыток — и я наконец встал на колени. Если мне удалось встать на четвереньки с таким трудом, без сомнения, идти или бежать мне не удастся. Так что я пополз — я пополз по станции метро, неделями наблюдая за недоумевающими людьми вокруг меня, прополз под турникетом и на эскалатор.

Эскалатор в час пик двигался со скоростью ледника, сползающего в море. Пока я спускался по нему, я рассматривал переполненную людьми платформу. На табличке, отслеживающей движение поездов, было написано, что следующий поезд прибудет через 20 минут. Двадцать минут — это целый год для меня. Мне придётся торчать на станции метро целый год, ожидая смерти. Я сполз с эскалатора, несколько дней разглядывая обеспокоенные лица офисных работников. Мне удалось доползти до скамейки и свернуться рядом с ней, пытаясь найти такое положение, чтобы не беспокоить больное плечо.

Но положение дел ухудшилось, насколько это было возможно.

Замедление на ступеньках было всего лишь началом взаимодействия экспериментального лекарства и Золпидена. А сейчас они начали взаимодействовать в полную силу. Я моргнул — и за этим последовали годы темноты. Слуха у меня уже не было, но моргая, я лишился и зрения. Годы абсолютной темноты и тишины, заполненные только болью в повреждённом плече.

Мой ускоренный мозг заполнял пустоту от сенсорной депривации как мог. Со мной говорили голоса, они пели на несуществующих языках. Узоры, лица, цвета мелькали перед моими закрытыми глазами. Я вспомнил всю свою жизнь — и придумал себе другую. Я забыл английский. Я впал в отчаяние. Молился Богу. Стал Богом. Я создал новую вселенную в своём воображении и оживил её. И так снова, и снова, и снова.

Глаза открывались с медлительностью тектонических плит. Недели — слабое мерцание, недели — проблеск света, недели — узкая щелочка, через которую я мог рассмотреть платформу метро: лодыжки пассажиров недалеко от меня и объявление на другой стене.

Я достал телефон из кармана — действие, которое заняло десятилетия. Как я могу описать эту невыносимую скуку? Даже боль в плече не сравнится с ней. Я подумал каждую мысль, которая могла бы прийти ко мне в голову, уже не по разу. Объявление на стене напротив не менялось и лодыжки людей не двигались. Совсем. Скука была настолько насыщенной, что казалось, её можно потрогать, как будто каменные и металлические обручи сжимали мой мозг. От этого невозможно было сбежать.

Что я мог поделать? Если я брошусь с платформы, не дождавшись поезда, который меня собьёт, я не умру. Я испытаю бесконечную боль, сильнее, чем от падения с лестницы, но скорее всего, кто-нибудь добренький спасёт меня до прибытия поезда, и я не смогу ничего сделать, когда поезд на самом деле появится.

Моё страдание будет бесконечным.

Значит, надо дождаться поезда, чтобы броситься прямо под него. Когда он собьёт меня, я буду чувствовать, как меня разрывают на части веками до того, как я умру и всё это наконец-то закончится. Я прожил сотни жизней у этой скамейки. Моя душа намного старше любого человека, кто когда-либо жил на Земле. Большая часть моей жизни — это вспышки боли в вывихнутом плече, лежание на платформе метро и наблюдение одного и того же: объявления и чьи-то ноги.

Этот пост — мой план Б. Моя последняя молитва. Моя авантюра. Несколько жизней я провёл, печатая этот пост, надеясь, что кто-нибудь прочитает его и убедится в том, что мои страдания надо прекратить. Кто-нибудь, кто сейчас на этой платформе. Кто-нибудь, кто найдет мужчину, лежащего около скамейки, который недавно полз вниз по эскалатору. Кто-нибудь, кто убьёт этого мужчину как можно быстрее. Выстрел в висок.

Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня.