Мечта по Павлову.
Год назад, возвращаясь домой из командировки, я оказался на маленькой станции Полушкино.
Станция как станция - с двух сторон лес и небольшая платформа с крохотным ларьком, у которого стоял бородатый мужик в выцветшей энцефалитке. Я присел на единственную скамейку и принялся ждать прибытия поезда. К счастью прибыл он вовремя, и я поднялся к себе в купе, где в соседях у меня оказались двое - пожилой пенсионер деревенского вида и молодой парень в тельнике, что ехали, по всей видимости, вместе.
Также в наше купе попал и мужик со станции, который, впрочем, не раздеваясь тут же залез к себе на верхнюю полку и заснул, отвернувшись к стенке.
Моё место было внизу, и я тоже прилёг, продремав так пару часов, и проснулся оттого, что поезд снизил скорость на подъёме.
Соседи не спали. Паренёк пил пиво, а пенсионер периодически зачитывал ему вслух какую-то цветастую газетку из тех, что продают в поездах.
Увидев, что я проснулся, он даже обрадовался новому слушателю.
- Или вот - обратился он уже к нам обоим - вот, послушайте:
«Вчера, в нью-йоркском ресторане «Нелло» российский миллиардер Абрамович оставил чаевые в размере пяти тысяч долларов. Стоимость самого обеда была в десять раз больше и половины этой суммы ушло на оплату алкоголя - несколько бутылок Шато Петрус и Кристал роуз» - старательно проговорил он незнакомые названия.
- Вот, еврюга! - восхищённо прокомментировал молодой - красава… это сколько ж такой коньяк в рублях?
- В рублях-то.. - пенсионер задумался - сколько, сколько? ..понятно, что дохера... сволочи…
Под этот обычный дорожный трёп я уже было приготовился вновь задремать, как вдруг сверху раздалось:
- Это не коньяк… Петрюс это вино, а Кристал - шампанское…. А вообще хороший ресторан…. итальянский…. это на Мэдисон - мужик сверху потянулся и зевнул.
- Ну, чего не знаем, того не знаем - пенсионер обиженно поджал губы, свернул газету и замолчал.
В купе наступила тишина. Парень в тельняшке тоже помалкивал, видимо, осмысливая услышанное.
Вскоре они оделись и вышли на своей станции, а мы остались вдвоём.
С часок ещё повалявшись, я решил поужинать купленной заранее лапшой быстрого приготовления и начал раскладываться на столике. Сверху выглянул оставшийся бородатый сосед, неодобрительно посмотрел на мою снедь, и принялся спускаться.
Оказался он моложе, чем мне показалось, лет, наверное, сорока с небольшим, с приятным лицом, темноволосый. Открыв свою сумку, он достал оттуда шмат сала, полкаравая хлеба, баночку со сметаной, кусок варёного мяса и пару яблок. Всё это деревенское изобилие он выложил на столик, придвинув мне.
- Ешь….
- Да у меня есть еда, спасибо.
- Это не еда - показал он на мой «Роллтон», потом снова покопался в своей сумке и достал оттуда бутылку «Русской» - позволим себе?
Я пожал плечами. Обычно я с незнакомыми людьми не употребляю, но тут вроде как соседи. Да и интересно стало, что за человек такой со мной едет, с виду бомжеватый, а в элитном алкоголе разбирается. Заинтриговал, честно говоря.
- Можно…
Сходив к проводнице за стаканами, мой попутчик отвинтил крышку и разлил нам по два пальца. Мы чокнулись, выпили, и он протянул мне руку:
- Лёня…. давай на ты…
- Давай…
Через час после ужина, когда с водкой было покончено, и мы просто сидели, сонно болтая и глядя в окно, я не выдержал:
- Слушай – говорю - Леонид…. А ты как так всё про Нью-Йорк знаешь.. и про вино?
Он поморщился и я поспешил прибавить - если не секрет, конечно…
- Да не секрет – махнул он рукой - просто мне иногда кажется, что это и не со мной было, забывать стал.… А, впрочем, если хочешь - слушай, делать нам всё равно нечего….
Вот эту его историю я вам далее с его слов и пересказываю, лично мне она показалась занятной. Рассказывал он довольно долго, я же передаю то, что запомнилось.
В девяносто третьем Лёня свалил из родного Питера в Германию. Помогли отцовские немецкие корни. Свалил особо не раздумывая, да и что в те времена было в России? Очереди, криминал, ларьки, безработица. На «Ленинградском Северном» где раньше он работал специалистом по отладке, по три месяца задерживали зарплату и ему пришлось уволиться. Тогда, на фоне всего этого, практически любая загранка считалась раем. Год, пока готовились документы, подрабатывал дворником и ходил на курсы английского, научившись довольно прилично на нём общаться. Немецкий, который учил ещё в школе, он штудировал самостоятельно и, в принципе, к отъезду мог уже сносно разговаривать на двух языках.
После лагеря для переселенцев попал он в город Лейпциг, где ему повезло буквально через пару недель устроиться на недавно там открытый новый завод БМВ. Приняли его, учтя прошлую профессию, в отдел контроля и приемки ходовой части автомобилей, который располагался почти в конце конвейерной ленты. Работа, в общем-то, оказалась несложной, хоть и несколько монотонной. Спасала привычка, полученная им за время работы на «Ленинградке».
Трудился он сам по себе, общаясь лишь со своим мастером. В сборочных цехах работали, в основном, турки и другие мигранты, а самих немцев представляло лишь белобрысое кабинетное начальство различных уровней, да несколько инженеров по наладке оборудования.
К работе он начал уже привыкать, но где-то через пару месяцев работы произошло событие, изменившее его жизнь. На завод приехала делегация из нью-йоркского филиала продаж. Компания БМВ часто применяет встречные практики работников различных уровней всех своих заводов и представительств. К ним в цех на три недели определили симпатичную и улыбчивую американку Джун, не знавшую ни слова по-немецки. Нисколько не смущаясь языковым барьером, она добросовестно вникала во все перипетии сборки и доводки автомобилей, общаясь, главным образом, лишь с Леней, имевшим, вполне понятный разговорный английский.
Мастер, поняв, что таким образом ему не нужно самому нянькаться с янки, их общению не препятствовал, лишь раз, для порядка, проронив ему, нахмурившись - бабник...
Сам же Леня ничего лишнего себе в общении с Джун не позволял, хотя и допускал, что он ей нравится. Несколько раз они вместе с ней сходили поужинать в кафе, по выходным выбирались в музеи и в городской зоопарк, но вёл он себя с ней достаточно дружелюбно и корректно.
После окончания своей практики Джун улетела домой, а ещё через три недели Лёню вызвали к заводскому начальству. Там замдиректора завода лично известил его, что в рамках программы БМВ по ротации персонала он рекомендован директором американского департамента вип-продаж мисс Джун Вудд к работе в одном из его нью-йоркских подразделений. Подразделение это называлось отделом имиджевой рекламы.
Причём тут реклама Леня тогда до конца не понял, но осознал, что американцы готовы предоставить ему рабочую визу на год с правом продления. Годовой заработок и суммы бонусов были подробно прописаны. Леня попытался перевести все эти цифры в марки и выяснил, что сумма годового дохода указанная в контракте почти в два раза превышает его нынешнюю зарплату. Но и без этого он был сразу готов согласиться. Ведь Америка среди эмигрантов всегда имела особый манящий и притягательный статус.
Вот так, менее чем через год, после отъезда из России Лёня и оказался в Нью-Йорке, прямо с аэропорта отправившись в офис к Джун. Встретила та его приветливо, всё так же радостно улыбаясь, с той лишь разницей, что улыбка каким-то неуловимым образом стала официальной. Сразу перейдя к делу, она принялась объяснять ему суть его будущей работы.
Автомобильный имиджмейкеры, пояснила она, это те люди, которые формируют спрос на вип-продукцию БМВ. Целевая группа покупателей - элита, богачи, снобы. Вот для них и создаётся тот самый визуальный образ агрессивной статусности, который присущ их марке. Людям обычно свойственно проецировать на себя то, что они видят вокруг и их задача лишь подтолкнуть их к этому. Как при покупке сигарет курильщик подсознательно ассоциирует себя с ковбоем Мальборо, так и любой толстосум, выложивший кругленькую сумму за роскошное авто, покупает вместе с ним и ореол успешного состоявшегося человека, каковым все вокруг и считают их владельцев. По крайней мере, сам он так думает.
Одним словом, будущая Лёнина работа заключается в том, чтобы этот самый ореол с помощью различных приемов и создавать.
Отбираются соискатели, в первую очередь, по внешним данным, но внешность тут не играет главную роль. Человек должен быть креативным, коммуникабельным, образованным и обладать хотя бы начальными актерскими способностями, для выявления которых он проходит ряд тестов.
Существуют специальные курсы на базе департамента в Нью-Джерси, где кандидат на эту должность в течение двух месяцев интенсивно обучается навыкам своей редкой профессии. Жильём его обеспечивает компания, квартиры обычно подбираются здесь на Манхэтенне.
Конечно, Лёня на всё согласился, хотя не очень-то тогда и представлял, чем ему придётся заниматься.
Учёба и в самом деле оказалась весьма напряжённой. Каждый день Лёня слушал уроки по искусству и моде. Осваивал актерское мастерство, которое преподавалось профессиональными преподавателями. Хореограф ставил ему осанку, походку, жесты, позы. Специальный визажист показывал как пользоваться мужской косметикой. Стилист учил одеваться, велев забыть о магазинах готового платья и заказав ему несколько костюмов у портного. Инструктор по вождению показывал город. Для поддержания хорошей формы к его услугам были бассейн и тренажерный зал.
Спустя два месяца, в его полное распоряжение поступил новый автомобиль представительского класса, и Лёня вышел на работу.
Теперь в его обязанности входило посещение тех мест, где обычно проводит время небедная публика - брендовые магазины, выставки, презентации, показы мод, которых в Нью-Йорке всегда великое множество.
В первой половине дня это были магазины на Пятой или на Мэдисон авеню, какие-то флагманские бутики в Сохо. К ним он должен был подъезжать на своей «семерке», умело там парковаться, солидно выходить из машины и направляться в магазин.
На особой карте у него лежали деньги, которые он мог тратить на покупки, набор которых прописан специальным регламентом.
Выход из магазина был не менее зрелищным, чем подъезд к нему. Лёня подходил к машине, ставил пакеты в багажник или небрежно бросал их на сиденье рядом с собой. Затем красиво садился, надевал очки, и плавно трогался с места, всем своим видом излучая спокойствие свойственное состоявшимся людям.
Ужинал он в одном из рекомендованных ресторанов, точно также обустраивая свой подъезд и убытие. Правилами разрешалось пригласить на обед одну спутницу, счёт на которую также оплачивался департаментом. Обычно он приглашал понравившихся ему девушек-моделей, благо, в тех местах, которые Лёня теперь посещал, их было предостаточно. В том числе и тех, кто явно охотился на потенциальных женихов-богатеев. Таких Лёня научился определять достаточно быстро по их какому-то оценивающему взгляду на собеседника. В чём-то, кстати, ему было проще с этой категорией профессионалок, по сравнению с теми обычными женщинами, которых он приглашал на обед. Перед ними он все равно испытывал какое-то чувство неудобства, поскольку изначально понимал, что он их, по сути, использует.
После ужина, как правило, они ехали в один из известных ночных клубов, где пару часов пили коктейли либо танцевали.
Отъезд от ночного клуба подразумевал несколько иную постановку. Выходя из него на глазах очереди стоявших у входа, Леня изящным жестом открывал дверь спутнице, уверенно садился сам и тотчас заводил авто. После чего добавлял газу, с визгом трогался и исчезал, оставляя лишь черный дымящийся след на асфальте. По замыслу маркетологов компании не менее глубокий след оставался и в душах потенциальных покупателей - в основном мажористых сынков, приведших своих подружек-анорексичек в очередное модное место….
Напоминаю - это было начало девяностых.
Когда Лёня звонил друзьям в Питер, рассказывая о своей нынешней жизни, то многие просто не верили в то, что он рассказывал. Да и как в такое можно было поверить? Их знакомый, который ещё год назад работал дворником, сейчас живёт на Манхэтенне, ходит в костюме с галстуком, зарабатывает кучу денег, гоняет на БМВ последней модели и водит ужинать моделей в самые именитые рестораны Нью-Йорка.
В любом случае, все ему жутко завидовали и сходились во мнении, что Лёня вытащил свой счастливый билет, получив всё то, что тогда у нас и ценилось: бабло, хату, тачку, девок, всё…. Немало людей в те времена, не задумываясь, всё бы отдали, чтобы так пожить.
Так вот Лёню хватило на полгода такой работы.
Первое время у него была просто эйфория. Он даже и сам поначалу не верил своему фарту. Он в Нью-Йорке! В городе, неограниченных возможностей, где бьётся сердце мира! Где любой из прибывших может запросто поймать свою удачу! А ему уже повезло!
С Джун они виделись довольно часто. Как-то само собой их отношения стали близкими и теперь Джун пару раз в неделю оставалась у него ночевать. По выходным они вместе выбирались прогуляться в Центральный парк или какой-нибудь из многочисленных городских музеев. Всё было хорошо.
Но, начиная где-то с третьего месяца, Лёня начал ощущать некое скрытое беспокойство. Откуда оно появилось было совершенно непонятно - ведь всё вроде было ровно. Здоровье его было в порядке. Ностальгия его особо не мучила. Работа по-прежнему была лёгкой и праздной. На премьерах и модных показах он уже перевидал кучу мировых знаменитостей, а с некоторыми даже успел познакомиться. Пошитые по индивидуальному заказу костюмы сидели великолепно. Деньги еженедельно капали ему на карточку. С Джун всё складывалось хорошо, и она уже даже планировала познакомить его со своими родителями.
Но вот как-то всё стало не так, куда-то напрочь пропал душевный баланс. Лёня вдруг начал просыпаться по ночам и по несколько часов бодрствовать, отгоняя от себя пугающее осознание полного нежелания вставать и ехать на работу. Приходилось пару-тройку раз наливать себе «Дениэлса», чтобы хоть ненадолго заснуть.
Так он вытерпел ещё пару месяцев, из-за всех сил уговаривая себя не маяться дурью, а продолжать работать. Всё было бесполезно. Всё чаще он старался уехать домой пораньше и добраться до виски, иногда прихватив с собою какую-нибудь спутницу.
По прошествии полугода своей работы в должности автомобильного имиджмейкера Лёня не выдержал и на две недели забухал в чёрную.
На этом его карьера в БМВ закончилась. Джун, застав у него с утра какую-то очередную подружку, попросила вернуть ключи от машины и ушла, хлопнув дверью. На следующий день с ним ожидаемо расторгли контракт и попросили съехать с квартиры.
В Нью-Йорке Лёня прожил ещё полгода, перебравшись в бруклинский хостел и перебиваясь случайными заработками. Что с ним, собственно говоря, происходит, он и сам тогда не очень-то понимал.
Как-то раз в ночном баре он разговорился с одним полуспившимся доктором-канадцем, бывшим психиатром из Галифакса, которому он и изложил свою историю. Тот выслушал его с интересом, а после охотно и подробно прокомментировал.
По его словам, Леня не смог пережить то состояние гомеостаза, что так прекрасно поддерживают животные при наличии у них воды, еды и тепла. Всё это компетентно описал русский профессор Павлов, считавший, что только неспособность жить в гомеостазисе и отличает человека от животного. Другими словами, человек, в отличие от животного, долго жить без проблем, увы, не может.
И, как это не парадоксально звучит, но именно потому, что в его жизни всё было ровно, Лёня и не смог это вынести, лишившись в итоге физического и душевного равновесия.
Потом его виза кончилась и Лёня, устав мучиться от пьянства и безделья, решил, что заграницы с него хватит, и двинул обратно в Питер. Перед отъездом он набрался смелости и позвонил Джун, чтобы напоследок извиниться и проститься. Отреагировала та довольно холодно, сказав, что уезжает он абсолютно правильно, и что по её мнению, русские вообще должны жить у себя дома, среди героев Достоевского. Потом попрощалась, попросив больше ей не звонить.
Дальше всё было просто. Лёня вернулся в Питер. Через год он женился, а ещё через пару лет они с женою подались к тёще в Полушкино, где сейчас он и трудится за председателя. А также за зоотехника и за ветеринара. И за пастуха, если надо. Короче, за всех. Работы видимо-невидимо, так что никакой гомеостаз мне и не светит - закончив рассказ, довольно засмеялся мой попутчик, и мы стали укладываться спать.
Утром он вышел, крепко пожав мне на прощанье руку, и я остался один. Так один я и доехал, глядя в окно и думая, что всё-таки любопытно как-то всё на свете устроено.
Вот сейчас, это ж просто наша национальная идея нынешняя - что-нибудь заработать или спереть, сдать это в аренду и ничего не делать. У меня, к примеру, куча знакомых о таком мечтают.
А несколько приятелей уже так и живут, кто в Испании, кто в Тайланде. И верят, что судьбу обманули. Или делают вид, что верят, по крайней мере.
Может от человека зависит? Лёня вон Полушкино выбрал. И вроде доволен.