Приходит алкаш в деревенское сельпо и говорит продавщице, характерно растягивая слова:
– Дуся, смотри, вот я у тебя тут водяру беру уже несколько месяцев, денег у меня нет, поэтому ты в тетрадочку записываешь.
– Ну и? – устало спрашивает Дуся.
– Вот! – поднимает вверх размашистым жестом палец алкаш Арсений. - Я предлагаю зачесть февральскую водку по 10 рублей за бутылку, а тогда я, возможно, тебе дам денег.
– Иди работать, алкаш, спасу нет от тебя никакого, идиота! – кричит Дуся из-за прилавка.
– Исключено, – сообщает Арсений. – Я не быдло там какое-то, чтобы работать, я ключевой пункт сельской политики, во мне многие заинтересованы, и я красиво пою и скакать могу.
– Только вот попробуй мне покупателей воплями своими распугать пьяными! – говорит Дуся. – Я участкового вообще позову.
– Вот! Идея! Я сейчас сам пойду к участковому и напишу на тебя заявление, что ты мне отказываешься февральскую водку по десятке продать.
То есть ты саботируешь товарооборот в деревне: могла бы получить живые деньги, вот прямо скоро, а ты специально не хочешь, потому что ты, Дуся, вредная и нехорошая женщина.
– Иди давай отсюда, тунеядец, – говорит Дуся, уперев руки в бока.
– Поправлю – европеец, – говорит Арсений, ударяясь о дверной косяк и морщась. – И я вот через 24 дня вернусь сюда с участковым, и мы поговорим о твоей безобразной и античеловеческой кредитной политике.